|
Мой муж (назовем его Ингве, тем более, что это его настоящее имя) только что позвонил мне из аэропорта города Осло, где он и группа его сотоварищей сделали привал на пути в Вальдорф, маленький городок в Германии.
Вчера вечером этот человек сначала оглушительно гремел сковородкой на кухне (неужели он ее мыл?), потом грохотал чемоданом (что такое тяжелое он мог туда сбрасывать?), он мешал мне лежать в постели и читать книгу. Поэтому я его вежливо игнорировала весь вечер, а утром он, как шпион неизвестной разведки, выкрался из дома в дикую рань, а я покуда спала.
И вот он звонит в девять утра и радостно рапортует, что все отлично, настроение великолепное, и некоторые из их группы уже приняли пива. "В девять утра???" - притворно изумляюсь я, делая вид, что не верю, что и мой муж оказался в числе этих безумных "некоторых". Хотя чему удивляться.
В первый год моего проживания в Норвегии мой муж похудел на десять килограммов. Переживал за меня. Боялся, что я уеду назад, домой. Волновался.
Он никогда не видел так близко так бурно депрессирующего человека. Он никогда не выслушивал одновременно так много противоречивых признаний. Он никогда не знал женщин, уезжающих от него в новогоднюю ночь, с бутылкой ледяного шампанского в руках, зябко кутающихся в меха, дышащих духами и оборачивающихся туманами.
Он не привык пить шампанское вперемешку со слезами раннего утра, а вечером получать обет верности вместо запланированного обеда. Он не привык гнать на запрещенной скорости по скоростному шоссе, в безумную дождливую ветренную ночь, с улыбающейся, попыхивающей в темноте зловещей сигаретой, водительницей, спокойно рассуждающей о следующей жизни.
Но он попривык, а потом это постепенно прошло. Все как-то схлынуло, перелившись через край, и почти не оставив осадка.
Мой муж - человек железной логики, он умеет оперировать фактами. А еще у него в голове - компьютер. Поэтому он помнит даты, знает дороги и читает карты. У него в любой момент можно спросить, какое сегодня число, месяц, и даже год (!) - и он тут же ответит без запинки.
А его финансовый план! Об этом я могу говорить часами, с восхищением. Ведь благодаря его плану и способности вообще планировать, мы до сих пор не умерли от голода в придорожной канаве.
С ним очень приятно путешествовать - у него всегда есть карта и план.
А я - хочу лишь видеть его философичным. И уже который год пристаю к нему с нудными просьбами прочитать "Алхимика" Пауло Коэльо, не говоря уж о "На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала". Насчет Харуки Мураками я даже и не мечтаю, пока.
Но мы беседуем. Это ритуал, и болезненный, для кое-кого. Я зажигаю черную или оранжевую свечу (в зависимости от настроения), я окуриваю помещение с целью привлечения нужных мне духов, и мой муж не хочет, а приходит, как мотылек на свет, как ... Ну, ладно. Не будем сейчас про заклание.
И мы говорим обо всем. О жизни и смерти, о любви и ненависти, о прошлом и будущем. И я отказываюсь адаптировать свою речь к возможностям его восприятия. Мы говорим, а он слушает.
Кстати, иногда у меня происходит сбой в системе, и я тогда начинаю говорить и о более близких к (общепринятой) реальности вещах. Но и здесь я не могу обойтись без перегибов. Например, иногда на меня накатывают волны непреодолимой любви к животным. Моментами это доходит до абсурда. Один раз я застала на тротуаре мохнатого шмеля, сложившего крылья в сильный дождь. Руки были заняты сумками, поэтому я загнала шмеля травинкой на свой ботинок, и, сильно прихрамывая (чтобы он не свалился), доставила его под сень нашего балкона. Где он имел возможность обсохнуть и улететь, если суждено.
То есть я временами становлюсь ярым гринписовцем, и мне начинает дико нравиться идея полного вегетарианства, и так бы тому и быть, если бы не страсть к мясу. Поэтому идея вегетарианства, едва родившись, медленно растворяется в воздухе, а я, обливаясь крокодильими слезами, рассказываю мужу о своей гипотетической жалости к животным.
При склонности мыслить глобально, я в своих рассуждениях не забываю о частностях. Муж скептически хмыкает, но спорить не решается.
Один раз я явилась домой с занятий, и обнаружила на нашей террасе котенка, комфортно развалившегося в кресле. Сначала я рассмотрела его сквозь стекло. Потом я вышла и обследовала его тщедушное тельце вблизи. "Бродячий" - был вынесен диагноз. Котенок трясся от холода, но был рад моему появлению. Есть принесенную пищу он не стал, но вилял хвостом. Я зашла обратно в дом и закрыла дверь - надо было поразмыслить в стороне. Я хотела запустить его внутрь жилища, обогреться, и котенок понял суть моих намерений, вскочил и радостно подбежал к двери, ведущей в дом. Но тут за моей спиной выросли, подкравшись незаметно, два взрослых и матерых (в сравнении с пришельцем) кота, два наших любимца (читай: две наглые, разбалованные морды), Тим и Бен, что называется. Котенок притормозил, сконфузился и отъехал. Залез обратно в кресло и там съежился.
Мне надо было убегать по делам. Я хотела решить проблему цивилизованно - ясно как день, что муж не одобрит появление в нашей жизни третьего кота. Конечно, я могу настоять на своем, но с мужем тоже надо считаться.
Я позвонила мужу и обрисовала ему ситуацию вкратце. Сказала, что мне пора бежать, а он должен позвонить в полицию и спросить, что нам теперь делать с котенком. Иначе, сказала я, он сильно рискует получить еще одного любимца в дом. Муж обещал позвонить и дал отбой.
На выходе меня подрезал звонок, муж сообщил, что полиция такими делами не занимается, и поэтому проблема должна решиться как-то сама. Мне надо было бежать.
Вечером, вернувшись домой, я узнала продолжение истории. Муж вернулся с работы, сделал себе горячего чая, и с кружкой в руках начал наблюдать нашего гостя сквозь оконное стекло. И его постепенно охватила вселенская жалость к конкретному коту, и некоторое беспокойство. Он, в безысходности, побежал в ближайший магазин. Чтобы забыться, наверное. А там он по ходу изучил все вывешенные на магазине объявления, которые гласили, что разыскивается КОТ.
Муж позвонил, они тут же прибежали. Две девушки разыскивали кота по всему району в течение трех дней. На территорию нашего двора они зайти не могли - приватная зона. Девушки были несказанно рады и возбуждены до такой степени, что забыли прихватить с собой клетку - обязательное средство транспортировки животных в законопослушной Европе. Муж великодушно предоставил одну из имевшихся у нас клеток для котов.
Клетку мы нашли возле нашего подъезда через час, к ней прилагалась небольшая желтая роза. Роза долго стояла в бутылке из-под греческого вина, купленного нами на острове Крит.
Муж признался, что если бы не я с моими постоянными идеями всеобщего и немедленного спасения всех подряд без разбора, он никогда бы не стал заниматься поисками хозяев приблудного кота. Он просто проигнорировал бы этот факт, как не имеющий к нему никакого отношения. Я сказала, что муж тоже здорово подействовал на меня своим скептицизмом и стремлением следовать закону. После того, как я узнала, что за котом не приедет несколько полицейских машин со включенными мигалками, я решила забыть об этом факте, как случайно имевшим незначительное место в моей жизни. Я еще, вдобавок ко всему сказанному, изобразила грозного полицейского, входящего в наш дом, восклицающего полным драматизма голосом: "Где кот?!" Муж счастливо смеялся.
Он спас кота! Его я уважаю.
Марина К. Шай 2004
|
